Чеченский писатель Герман Садулаев попытались ответить на парадоксальные вопросы: почему русские и чеченцы недолюбливают друг друга? Почему чеченцы, прекрасно помнящие все обиды, все-таки уезжают из своей республики в Россию?Воюя вместе, например, в Южной Осетии, постоянно конфликтуют в быту, при этом расставаться не собираются? Зачем мы друг другу? Почему чеченцы, прекрасно помнящие все обиды, все-таки уезжают из своей почти что уже независимой республики в Россию? И русские, которые тоже хорошо…
Чеченский писатель Герман Садулаев попытались ответить на парадоксальные вопросы: почему русские и чеченцы недолюбливают друг друга? Почему чеченцы, прекрасно помнящие все обиды, все-таки уезжают из своей республики в Россию?
Воюя вместе, например, в Южной Осетии, постоянно конфликтуют в быту, при этом расставаться не собираются? Зачем мы друг другу? Почему чеченцы, прекрасно помнящие все обиды, все-таки уезжают из своей почти что уже независимой республики в Россию? И русские, которые тоже хорошо помнят все свои обиды, чеченцев, по большому счету, принимают как своих соотечественников? Почти необъяснимо. Но мы попробовали разобраться. Вместе
В ЧЕЧНЕ БОЛЬШЕ НЕТ ГОРОДОВ
Очередной факт из совместной жизни наших народов, как говорится, подкинула сама жизнь. За день до интервью чеченский юноша, студент самого престижного вуза России — МГИМО, прокатился на джипе вокруг Вечного огня в Александровском саду. Что характерно, в этой святотатственной выходке участвовали его русские друзья и подруги. И чья это была идиотская идея, понять сложно. Скорее всего, совместная, русско-чеченская.
Я, бывавший в Чечне бог знает сколько раз, живший у чеченских друзей, был уверен, что Герман пригласит меня домой — так положено, по всем каноничным обычаям. Но мы встретились в модной петербургской кофейне и «зависли» в ней на много-много часов. Первый мой вопрос был традиционным, и Герман, кажется, немного обиделся.
— В Чечню не собираетесь вернуться?
— Вопрос поставлен некорректно. Я не уезжал оттуда навсегда, не прерывал своих связей. У меня там дом, в доме живет отец, и я к нему езжу. Там мои корни и моя Родина. Вообще чеченцев три миллиона, и из них хорошо если один миллион живет в Чечне. Я бы приезжал чаще, но из Петербурга до Мюнхена и обратно я могу слетать за 190 евро. А в Грозный из Москвы, в обе стороны, билет стоит 400 евро! Такого не должно быть, если мы хотим сохранить единое пространство нашей страны. Для этого мало закрасить территорию на карте одним цветом и по границам поставить солдат с ружьями. Нужно, чтобы внутри люди могли свободно передвигаться. Но я сейчас житель мегаполиса, а это значит, что я не привязан к тому месту, где прописан. Я живу в Петербурге, езжу в Москву, живу в Европе. Сейчас думаю завести себе дачу в Эстонии. Я живу в мире. Как и все обитатели Москвы или Петербурга.
— Чем плох Грозный? Я не узнаю Грозный в последние годы. Привык ориентироваться в нем по знакомым развалинам. Приезжаю — развалин нет даже на окраинах. Все выложено плиткой, выкрашено или красиво подсвечено.
— Грозный был городом и перестал им быть. Раньше, приезжая из родного Шали, ты попадал в другой мир, с другими законами жизни. Где рядом живут люди разных национал
5484
ьностей и все должны как-то друг с другом сосуществовать. Город находит эти формы сосуществования, иначе ему просто не стать городом. В Грозном жило очень много русских, евреев, азербайджанцев, и он был достаточно интеллигентным городом. Это был научно-исследовательский и учебный центр Северного Кавказа. Но сейчас в этом смысле в Чечне нет ни одного города.
КОГДА МЕЧТЫ СТАНОВЯТСЯ ПРОБЛЕМАМИ
— Мне кажется, главная проблема нынешней Чечни — ее отгороженность от остального мира. Я видел это очень ярко в летнем лагере на Селигере. Где было 5 тысяч молодых ребят со всей страны, это была такая модель России в миниатюре. Все жили вперемежку. Можно было подойти к любому костру, и тебя покормят, например. И только чеченский лагерь был компактен и огорожен красно-белой лентой и такими горами и родовыми башнями из картона.
— Да, грубо говоря, «сбылась мечта идиота» — Чечня стала мононациональной республикой! Сейчас там больше 90% жителей — этнические чеченцы. И это… плохо. Моноэтнизм территории — это симптом ее болезни. Признак наличия фобий. Это залог того, что эта территория проиграет в конкурентной борьбе — она не диверсифицирована, она не пластична, не адаптивна! В Дао дэ цзин говорится: «потрогай младенца, он мягкий и гибкий, потрогай мертвеца — он твердый. Твердое — это то, что умирает».
— Русские не спешат возвращаться в Чечню. Более того, я уверен, если сейчас русская семья вернется в Грозный, ее торжественно встретят, будут первое время носиться с «возвращенцами», и никто их не тронет и не обидит. Однако не возвращаются…
— Сейчас эта ситуация сглажена. В Чечне на самом деле есть много русских и людей иных национальностей. Но все они временно прикомандированные — это военные, милиционеры, гражданские специалисты. Их достаточно, чтобы создать некую полиэтническую структуру в реальном обществе. Но командированные и войска рано или поздно уйдут. Гражданские спецы, все достроив, тоже уедут. И это… Это крах!
Руководство и люди это понимают. Двадцатиэтажные дома, которые строят в Грозном, про них местные говорят — «для русских строят». Невозможно развивать республику, исповедуя принцип моноэтнизма. Если вам нужны специалисты по нефтехимии, вы не найдете этих спецов, чтобы они были только чеченцами по национальности. Отбор должен быть таким: «Нам нужны лучшие специалисты по нефтехимии!» Отбор должен быть полиэтничным. Если мы хотим, чтобы город Грозный был большим аулом, в нем должны жить люди только одной национальности. Но только в полиэтничном городе появляется слой интеллигенции. Когда мне говорят «национальная интеллигенция», то всегда лукавят. Национальной может быть аристократия, но не интеллигенция. Интеллигенции нужны открытые окна и двери.
КАК ПРАВИЛЬНО УЕХАТЬ ИЗ ЧЕЧНИ В РОССИЮ?
— Объясните парадокс. С одной стороны, мы все время читаем о бытовых, полукриминальных конфликтах с чеченцами, живущими в России. И складывается впечатление, что в Россию переселяются сплошные уголовники. При этом многие чеченцы, выехавшие за пределы республики, бывают успешны, европеизированы. Можно судить по некоторым фамилиям и светским фотографиям бизнес-элиты. И вы, например, успешный человек. Как одно стыкуется с другим?
— Успешны советские чеченцы. Это идеальные мигранты. Следующее поколение — нет. И с ним происходят конфликты. Они неквалифицированны. Я не имею в виду профессиональные навыки. Мигрант должен быть настоящим викингом. Он должен уметь не только драться, а драться в этом мире — прямо или косвенно — приходится всем. Самое простое — он должен знать языки тех мест, куда он едет, и должен быть готовым учиться и принять новый уклад жизни. Он должен быть готов к трансформации себя, и у него должно быть открытое сердце. Конфликт получается по всем фронтам. Мигрант должен быть готов к этому. Он же ехал к другим людям, приехал, а они… другие! А что ты ожидал увидеть? Зачем ты уезжал тогда? Живи в своем ауле, там все такие, как ты… Ты, прежде чем мигрировать, подумай: хочешь трансформации?
— Но эти качества в последних поколениях не закладываются. Я знаю. Я общался с чеченской молодежью не раз и не два. Наоборот, декларируется, что все чеченцы, как и гасконцы, «с детства академики» и знают, как себя вести в любой точке мира. А на деле — сплошные криминальные сводки. Из Австрии, например, из Бельгии, из пионерлагеря «Дон», наконец.
— В СССР был культ знаний, образования, культ книги. Я помню, как в каком-то сериале, изображающем 70-е годы, мальчик играет в шахматы и на вопрос: «Зачем?» отвечает: «Хочу стать чемпионом мира и получить миллион долларов». Но это ложь! Амбиции тогда не исчислялись деньгами. Был культ интеллекта и знаний, и в том числе и в Чечне. Многие чеченцы учились хорошо, старались учиться. Изучали русский язык, читали книги наших национальных чеченских писателей Лермонтова и Толстого. Поступали в институты и старались там учиться. Студент, приехавший в родной Шали, сразу же получал высокий статус. И он сам был до невозможности горд и мотивирован на хорошую учебу. А сейчас… Раньше в Шали был роскошный книжный магазин. Я там покупал Гумилева, Борхеса, «Махабхарату» в переводе Семенова. А сейчас книжной полки не купить. Потому что не читают люди книги.
Советский чеченец был готов к трансформации и был готов выйти за рамки узконационального мышления. Сейчас чеченцы, выезжающие из республики, малообразованны и не готовы вылезти из скорлупы. К ним в большей мере применима пословица: «Можно вывезти чеченца из аула, но куда ты вывезешь аул из чеченца?» Вот они так и приезжают в Москву, а аул из них никуда не уезжает…
РЕСПУБЛИКА «СОРВАННЫХ БАШЕН»
— Я думал о непонятном и неприемлемом в России поведении молодых чеченцев. Которое и рождает конфликты. Причем всем известно, что дома эти парни себя так не ведут. Никогда. Что с ними происходит? Просто чеченское общество достаточно традиционно. При этом все в Чечне смотрят телевизор, и мы прекрасно знаем, какой стандарт поведения телевизор навязывает. У молодого человека просто рвет башню…
— Это внутренний конфликт в традиционном обществе в стадии разложения. Декларируются семейные ценности, а на деле молодежь эмэмэсками друг другу пересылает порнуху. Бабушка учит, как быть настоящим чеченцем, а потом юноша включает МТV, а там, мягко говоря, учат другому.
Опять же, как я ее называю, есть «турецкая проблема». В номинально светской Чечне жесткие моральные правила насчет взаимоотношений полов. Что остается делать мужчинам? С одной стороны, секс вне брака невозможен. С другой стороны — спутниковое телевидение, Интернет. Как это можно совместить в одном месте? В результате молодые люди накачаны сексуальным желанием под завязку, эта сексуальная энергия выхода нормального не находит. У чеченского мужчины нет шансов удовлетворить свои сексуальные желания вне брака.
Неудивительно, что он постепенно начинает сходить с ума. Мужчин при виде женщин начинает мелко трясти, особенно тех, кто не выезжает в Россию. Это грозит расцветом гомосексуализма.
— В 2005-м я видел в Грозном — на одном из проспектов стояла падшая «девушка в красном», машины останавливались, только чтобы посмотреть на такое чудо. А в этом году по проспекту шли два парня накачанных, с причесочками модными, держась за руки. Мне сказали, что это просто обычай — два друга держатся за руки. Но я бы понял обычных парней, не метросексуалов…
— Может, и обычай. У чеченцев физический контакт среди мужчин считается очень важным. Мужчины обнимаются, держатся за руки. Это не вызывало подозрений, и было принято считать, что гомосексуальность в Чечне просто невозможна. Но сейчас я уже все меньше верю в это.
— Трагедия в том, что Чечня почти завершила свой цивилизационный переход к последним годам советской власти. И тут страшнейший шок для всей нации — война! А после — еще одна война!
— Чуть-чуть не хватило. Еще бы несколько лет советской власти, и она была бы…
— А войну в итоге завершили консервацией традиционных ценностей.
— По турецкому сценарию — и он меня напрягает, потому что в противном случае нужно принимать строгий арабский сценарий фундаменталистских стран: запрет Интернета, уличной рекламы, MTV, спиртного — и никакого секса. Сейчас все идет по какому сценарию? Отсекать все возможности удовлетворять желание, при этом не отсекать возможности возбуждать желание. Это создает дикое напряжение в мужском обществе. Чечня — это последнее оставшееся на территории России настоящее мужское общество. Это мир мужчин. Женщины там рожают мужчин. Их функция начинается с этого и заканчивается этим.
— Чечня опять на перепутье?
— На очень серьезном перепутье. Сейчас главный вопрос в Чечне — вопрос секса.
ВСЯ ПРАВДА О ВОРОВСТВЕ НЕВЕСТ И МНОГОЖЕНСТВЕ
— Буквально на днях на Всемирном конгрессе чеченского народа было объявлено о жутком денежном штрафе за воровство невест. Началась борьба с пережитками прошлого? Может, не все так плохо?
— Только в 5% случаев воровство невест — действительно похищение человека, которое должно караться по закону. В большинстве случаев это обычай, правовая фикция, которая снимает проблему несогласия родителей и формальные запреты. Когда есть давняя вражда между родами. Или траур в семье еще не прошел. В большой семье постоянно траур, состаришься ждать, когда можно жениться… Но любовь между ними есть, они договариваются. Через два дня родственники жениха приходят с повинной головой. Они извиняются. Те сначала не прощают. Потом прощают. Потом девушку приводят. Она молчит, как будто обижена. Ей дарят подарки. После самого большого подарка она начинает говорить. Красивый кавказский обычай. Основа его — брак по любви. А сейчас хотят, запрещая воровство невест, чтобы брак был по-арабски. Он заключается между родителями. Имам Шамиль однажды уже пробовал так сделать. Пришли старики и сказали: тогда мы от вашего имамата отделимся. Вы в своем Дагестане устанавливайте эти порядки, а мы всегда женились по любви. Как молодые выберут друг друга, если они друг друга не видели? Родители уже старые, пусть занимаются своими делами. Мы, чеченцы, гордый, сильный, смелый народ, потому что каждый из нас рожден в любви. Тогда Шамиль подумал, что полный шариат — очень заманчиво. Но видя вдаль, он понял, что получит трусливых зачуханных рабов вместо воинов. И вот вторая попытка ввести шариат в брачно-семейные отношения в Чечне.
— Никто в России толком это не понял.
— По той же причине в Чечне так и не прижилось многоженство. Чеченских чиновников чуть ли не обязали привести в дом вторую-третью жену. А то у нас женщин много, мужчин мало, особенно богатых. Что делать? Они пошли жениться по второму-третьему разу. А на самом деле вторую жену в дом привести они не могут. Первая жена не разрешит. Жена для чеченца — это святое. Он ее бережно и нежно любит. Это для него и солнце, и свет.
— Я это замечал.
— Решили так, что брали каких-то вдов, разведенных женщин, делали с ними формальный брак. Чтобы только отчитаться. Но реально вторую жену никто не завел. И это не руководства Чечни даже была инициатива. Это на мозги муфтий капает. Ему нужно ислам внедрить. Ему нужно показать, что он больший мусульманин, чем все мусульмане, вместе взятые. Они соревнуются в следовании догмам ислама с салафитами. Салафиты сожгут винный магазин, светское руководство запретит продажу алкоголя. Салафиты девушек расстреляют, одетых не так, подручные чиновников тоже их расстреляют.
— Из пейнтбольных ружей.
— Да…
— По-доброму так.
ЧЕЧНЯ: ОТДЕЛИТЬСЯ ИЛИ ЖЕНИТЬСЯ?
— В последние годы тема отделения Чечни была табуирована в обществе. Ее обсуждали либо в маргинальных СМИ, либо на кухнях. Сейчас заговорили вслух. Это реально?
— Куда мы хотим прийти? В арабский Восток? А мы там нужны? У нас нет с ними общих границ. Через Грузию будем дружить с ними? Кому мы там нужны? СССР был проявлением этой единственной возможной геополитической реальности. Все советские народы должны были жить в одном Союзе не по прихоти Ленина или партии. Потому что история свела их вместе на одной земле. Дала им общий путь, общую жизнь. Когда Союз распался, все остальные образования оказались химеричны. А жить маленькому государству экономически невозможно. Оно должно куда-то входить.
— Государство, существующее лишь милостью своих соседей.
— Хорошая фраза. Когда ты определяешь себя, ты должен определять себя через другого. Ты не можешь определять себя в пустоте. Попытки чеченского суверенитета были попытками провозгласить суверенитет в пустоте. Государственность в отношении с кем? Кто маленькая матрешка, кто большая? В рамках какого мира ты хочешь жить? Независимое отдельное Чеченское государство где, с кем? Единая северокавказская реальность? Не знаю. Мы же собачимся даже с ингушами. С Дагестаном вообще никак. Осетин вообще другой веры. Какое тут объединение Северного Кавказа? Что у нас общего? Лезгинка, черкески — и все. К Закавказью? А что там? Они сами не знают, к кому приткнуться. Есть Россия.
— Россия уже считает деньги, вложенные в Северный Кавказ, посмотрит на все и скажет: хватит.
— А кто ее отпустит?
— Уйдет.
— Как она уйдет? Если провести сейчас плебисцит на территории Чечни, 99% выскажутся за то, чтобы оставаться в составе Российской Федерации, совершенно искренне.
— А если в России провести?
— Наоборот. Но такой практики нет — отделять территории, которые не хотят отделяться. Это будет интересный прецедент в международном праве.
— Тогда нам надо мириться. Людям, а не правителям. На века.
— Где найти ту симбиотическую точку, которая бы эти два народа включила друг в друга, подключила их энергии?
— Только через браки.
— Сейчас чеченцы утверждают, что якобы жениться на русской — последнее подлое дело. Якобы это древняя чеченская традиция — жениться только на чеченке. Думаю, эта «древняя традиция» возникла года три назад. У нас была только одна традиция — жениться на самых красивых девушках, которые попадали в поле твоего зрения. Увидел, влюбился, смог договориться с родителями или украл, как угодно. У чеченцев родство считали строго по отцам, а в жены брали всех. А сейчас эту идеологию, чтобы брать только чеченских девушек, поддерживают чеченские девушки. Потому что им запрещено выходить замуж за русских. А если еще свои мужчины начнут на других жениться, тогда у них вообще не будет женихов.
— Тупик. Но наши-то поколения другие! Мы вот с вами ровесники, и общий язык нашли мгновенно. Уже почти четыре часа общаемся. Почему?
— В советское время мы изучали русский язык по русской литературе. В Чечне был русский язык даже чище, чем во многих русских регионах, он был лишен жаргонных пластов. Чеченские дети, читая русскую литературу, могли понимать русских как людей, как цивилизацию. Поэтому они были готовы к контакту. Если человек прочитал Достоевского, нельзя сказать, что он ничего не понимает о русском народе. Что может Чечня предложить адекватное взамен? У нас есть два великих чеченских писателя — Лермонтов и Толстой. Других нет. Они писали на русском языке, но очень чеченские по духу писатели. Особенно Лермонтов. Именно чеченцам нужно изучать русский язык и русскую литературу. Это же мы совершаем экспансию в Россию! Перед тем как высадиться в Англии, викинги не ждали, пока англичане выучат их язык. Высаживались — а там уже по ходу дела общались, дружили и воевали, но всегда с открытым сердцем, готовым к переменам.
Герман САДУЛАЕВ. Родился в 1973 году в селе Шали Чечено-Ингушской АССР. Отец — Умарали Алиевич, чеченец. Мать — Вера Павловна, терская казачка.
В 1989 году поехал поступать в Ленинградский университет на журфак, но в последний момент решил стать юристом. Живет в Санкт-Петербурге.
Первое произведение — повесть «Одна ласточка еще не делает весны» — было написано в 2001 году и распространялось автором в Интернете. В 2006 году в издательстве «Ультра. Культура» вышла автобиографическая книга «Я — чеченец!», посвященная чеченским войнам. Вышедший в 2008 году автобиографический роман «Таблетка» вошел в шорт-лист литературной премии «Русский Букер». Роман «AD» признан журналом GQ книгой месяца. Работает юристом, книги пишет для души.